Историк РАН Константин Дроздов рассказал газете «За науку» о документах Комиссии Минца

– Константин Сергеевич, вы заведуете уникальным архивом Института российской истории РАН, где уже более 70 лет хранятся редкостные материалы, связанные с Комиссией Минца. Расскажите, в чем уникальность этого архива?
– Комиссия Минца – неофициальное название Комиссии по истории Великой Отечественной войны при Президиуме АН СССР под руководством Исаака Израилевича Минца. Именно он был инициатором создания и руководителем этой комиссии. Комиссия ставила перед собой цель зафиксировать «окопную правду»: живые свидетельства участников военных событий, не всегда отраженные в официальных документах. В отличие от сухих сводок, приказов и донесений, эти стенограммы раскрывали детали, переживания и чувства солдат, позволяя увидеть войну глазами тех, кто воевал на фронте и ковал Победу в тылу. Многие из опрошенных героев погибли в боях, и эти интервью стали последними свидетельствами их жизни и подвигов. Интервью проводились по определенной схеме: сначала респонденты рассказывали о себе, а затем отвечали на вопросы о войне, о том, что пережили. Один из ярких примеров – прерванное интервью с летчиком на Курской дуге, который на следующий день после записи стенограммы погиб в бою. Особый интерес представляют материалы с воинами из национальных республик Средней Азии и Казахстана, включая Героев Советского Союза. Их рассказы о боевом пути и о том, как они заслужили высшие награды, – важный вклад в историю Великой Отечественной войны, позволяющий увидеть, что победу принесли герои разных национальностей. В дальнейшем Минц планировал использовать собранный материал для написания многотомной истории Великой Отечественной войны. Еще до войны Минц и его коллеги проводили интервью с участниками Гражданской войны, нарабатывая методику и понимание того, какую информацию необходимо получить. Благодаря этому были созданы уникальные документы, не имеющие аналогов и представляющие собой ценный источник для изучения истории войны.

– Почему же многотомное издание все-таки не вышло?
– Основная причина – закрытие комиссии и начало гонений на ее руководителя Исаака Минца. Кроме того, в то время интервью с участниками войны считались субъективным источником и не воспринимались как основа для серьезных исторических исследований. Не было понимания, как правильно использовать эту информацию в научных работах. Ситуация изменилась в 2000-е годы. Появление электронных баз данных, таких как «Память народа» и «Подвиг народа», открыло новые возможности для работы с материалами Комиссии Минца. Теперь исследователи могут проверить и дополнить информацию из интервью, сопоставив ее с наградными листами, сведениями о боевом пути частей и другими документами. Благодаря доступу к наградным листам стало возможно уточнить информацию, содержащуюся в интервью, и даже выявить неточности или преуменьшения в рассказах фронтовиков. Зачастую опрошенные скромно описывали свои подвиги, в то время как наградные листы содержат более полную и объективную картину. В современном историческом исследовании интервью воспринимаются как ценный и репрезентативный источник, требующий, конечно, критического анализа и сопоставления с другими источниками. В советское время такая работа с устной историей была невозможна. Сегодня исследователи могут сравнивать интервью с другими документами, анализировать и интерпретировать их, используя для написания работ, посвященных различным аспектам Великой Отечественной войны – от истории конкретных сражений до изучения социальных и психологических аспектов войны.

– После 1945 года существование Комиссии прекратилось. Почему нельзя было продолжить эту исследовательскую работу, когда война только-только кончилась?
– Вопрос хороший, и все его задают. Комиссия собрала огромное количество материала, но итоговый результат так и оставался фактически нулевым. К концу войны начал формироваться определенный канон истории, диктующий, как нужно «правильно» писать историю Великой Отечественной войны. А в материалах, собранных комиссией, люди говорили открыто, порой настолько откровенно, не скрывая каких-то негативных фактов войны. Поэтому такая информация тогда никак не могла быть опубликована. Важную роль сыграло и отношение ученых к самим интервью как к историческому источнику. В то время приоритет отдавался официальным документам – партийным, советским, военным.

– В архиве Минца насчитывается около 17 000 единиц дел архива, около 4000 из них – стенограммы бесед непосредственно с участниками, которые воевали. А остальные тринадцать тысяч?
– Да, вы правы, в архиве около 17 000 единиц хранения. Но это не только собрание стенограмм бесед с участниками Великой Отечественной войны, это еще и разнообразные документы, собранные сотрудниками комиссии. Помимо записей интервью, существуют и другие материалы, представляющие исторический интерес. Например, полит-донесения, истории воинских частей, записанные их участниками, трофейные документы, изобразительные материалы и многое другое. Ценность представляют и фронтовые рисунки художников. В архиве есть альбом с 57 цветными рисунками Юрия Авдеева, бойца 53-й гвардейской дивизии, изображавшего отличившихся воинов. Эти рисунки, как и интервью, запечатлели образы настоящих героев. Значительная часть архива – вырезки из центральных и республиканских газет, собранные и систематизированные по темам. В разделе, посвященном Героям Советского Союза (около 8 тысяч единиц хранения), помимо стенограмм интервью (около 900 ед. х.), хранятся выписки из документов, переписки с родственниками героев, копии наградных листов и другие материалы. Весь архив в 17 тысяч единиц хранения пока не оцифрован, но уже полностью обработан и систематизирован. Сотрудники архива знают, где находится каждое дело, и могут предоставить его исследователям для работы.

– В этом архиве высказывания носят разный характер. Как вы считаете, насколько политкорректно показывать настоящее лицо войны?
– Я с читаю, любую историю надо показывать. А как же по другому? Тем более война есть война. Просто раньше, в Советском Союзе, все было под грифом секретности. Сейчас уже нет. К тому же время интернета: ты не скажешь – за тебя скажут.

– Как вы проверяете достоверность и объективность архивов?
– Для такой оценки необходимо проводить предварительное исследование, изучить литературу по теме, ознакомиться с документами воинских частей, в которых служили опрошенные. И вот только сравнивая, так скажем, анализируя, сопоставляя воспоминания и документы и вот эти интервью, можно понять, где говорят объективно, а где искажают. Следует учитывать, что интервью – это устные рассказы, основанные на памяти участников событий. Особенно это касается рядовых бойцов, которые, в отличие от командного состава, не имели доступа к документам и могли путать даты, имена, фамилии и детали событий. Поэтому исследователям приходится проводить тщательную проверку фактов, сопоставляя информацию из разных источников. Интересно, что сами участники событий, перечитывая свои интервью спустя годы, могли менять свое отношение к сказанному, корректировать или даже отрицать ранее данные показания. Как пример – случай с Героем Советского Союза, который вскоре после войны рассказывал об уничтожении пленных немцев, а спустя годы, перечитывая стенограмму, утверждал, что не мог совершить подобных действий.

– В чем значимость появления Комиссии Минца для советской и российской истории? В каком виде сейчас она существуют?
– Ее уникальность заключается в сборе интервью с непосредственными участниками событий по горячим следам, что позволяет увидеть войну глазами ее участников, дополняя официальные документы и сводки боевых действий. Особая ценность материалов комиссии – в детальном описании событий, которые зачастую недоступны в официальных источниках. Например, опрос нескольких человек из одного подразделения или перекрестный рассказ об одном и том же событии с разных точек зрения позволяет получить более объективную картину происходившего. Через стенограммы передаются эмоции и чувства воюющих, их видение реальности фронтовой жизни. Материалы Комиссии Минца – важное дополнение к документам Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО), боевым сводкам, донесениям, рапортам и приказам. Они раскрывают детали и интересные факты, которые невозможно найти в других источниках. Деятельность комиссии не ограничивалась сбором информации о боевых действиях. Отдельный сектор занимался тыловой экономикой, опрашивая работников предприятий в Подмосковье и Москве. Также сотрудники комиссии выезжали в освобожденные районы, фиксируя рассказы участников партизанского движения Московской и Смоленской областей. В Харькове, после его освобождения в 1943 году, были записаны интервью с представителями интеллигенции, пережившими оккупационный режим. Эти материалы проливают свет на политику нацистов и стратегии выживания населения в условиях оккупации. Внимание уделялось и народному ополчению. Долгое время материалы Комиссии Минца оставались малоизвестными и недостаточно изученными. Приоритет отдавался официальным документам, а интервью воспринимались как субъективный источник. Ситуация изменилась в последние годы. Материалы стали доступны исследователям, были опубликованы сборники документов, посвященные деятельности комиссии, обороне и освобождению Крыма. Отдельные исследователи публикуют тематические сборники интервью, например, посвященные летчикам-истребителям, включая дивизию Александра Покрышкина и дивизию, в которой воевал Алексей Маресьев. В настоящее время архив Комиссии Минца работает в обычном режиме, предоставляя доступ к своим материалам всем желающим исследователям.

– Вот сейчас, в современных реалиях, может ли создаться что-то наподобие Комиссии Минца, как вы считаете?
– Наверное, это было бы интересно, если все-таки тоже записывать, скажем так, участников СВО, их чувства, эмоции, точку зрения. Может быть, такое и ведется, но не нашим институтом точно. Возможно, по линии Российского исторического общества или того же Российского военно-исторического общества. Но я, честно сказать, не владею такой информацией. Но то, что это было бы интересно, и тем более опыт такой был в Великой Отечественной, говорит о том, что стоило бы такую работу проводить.

– Существуют ли в мире подобные комиссии?
– Аналогов такому масштабному проекту практически не было, разве что можно упомянуть Гарвардский проект по опросу интернированных лиц в Америке, но он был значительно меньше по масштабу (в 1950–1951 гг. исследователи из Гарвардского университета провели интервьюирование нескольких сотен послевоенных эмигрантов – бывших советских граждан. – Прим. автора).

– А сколько сейчас человек в России работает над этим архивом?
– Два человека, включая меня.

Беседовала Софья ПРОТАСОВА.